о возможности синтеза классической и неоклассической школ экономической теории: трактовка категории “стоимость”

© 2007 г.

Егоров Д.Г.

 

Различие между классической и неоклассической школами экономической теории – это главным образом различие в отношении к категории “стоимость”. Прочие различия в трактовке тех или иных экономических моделей и ситуаций относительно малозначимы и (или) вытекают из этого главного теоретического расхождения.

Стоимость – то есть сущность цены – основная категория классической школы экономики: если любые товары, безотносительно их физической природы, обмениваются друг на друга, значит, у любого товара должно существовать некое общее свойство, по которому и возможно сравнение различных по своей физической природе вещей. Это свойство и было обозначено классиками как стоимость.[1]

Исторически первая попытка раскрыть природу стоимости – предположение, что в основе стоимости лежит количество затраченного на производство вещи труда (трудовая теория стоимости). Будучи хорошим первым приближением и адекватно описывая многие экономические системы, трудовая теория стоимости оказалась все же недостаточно универсальной, – ибо стоимостью могут обладать и вещи, результатами труда не являющиеся (яркий пример этого – природные ресурсы). В результате во 2-й половине ХIХ века растет популярность идей неоклассической школы экономики: создание в ее рамках предельного анализа позволило поставить вопрос о построении экономической теории без объективной меры типа “стоимость”.[2]

“Маржиналистская революция” в экономической науке XIX века имеет глубокие философские корни. Классическая экономическая теория и маржинализм (теория неоклассическая) – отражение на экономической почве двух основных тенденций в Европейской философии со времен средневековья – реализма и номинализма. Соответствует ли абстрактным понятиям какое-либо объективное содержание (реализм), или это лишь метки (имена, номы) для объединения совокупности конкретных предметов (номинализм)? Широкое распространение в ХIХ веке позитивистских (а позитивизм – философский потомок номинализма) тенденций в науке не случайно совпало с “маржиналистской революцией” в экономике: если мир можно трактовать как совокупность ощущений индивида (с точки зрения, например, такой влиятельной в начале ХХ века формы позитивизма, как махизм), то почему бы не рассматривать экономическую систему как взаимодействие субъективных предпочтений спроса и предложения?

Важно отметить: сам по себе предельный анализ не противоречит использованию категории “стоимость”. Действительно, в рамках маржиналистского подхода спрос уравнивается с предложением, когда уравниваются предельные полезности продавца и покупателя; но как экономический индивид определяет полезность саму по себе (то есть что служит в этом процессе исходной точкой опоры, той базисной величиной, которая потом меняется в зависимости от редкости блага)? На что при этом опирается homo oeconomicus? Маржинализм просто снимает этот вопрос, постулируя для homo oeconomicus принципиальный субъективизм, то есть, считая понятие “полезность” первичным (неопределяемым). Если же мы сделаем шаг вперед по сравнению с рубежом, на котором остановились неоклассики, и примем, что homo oeconomicus определяет полезность, опираясь на некое объективное свойство, присущее любому товару, – тем самым мы и придем к стоимости. Иными словами, принятие или отрицание стоимости сводится не к принятию или отрицанию рынка (как это представляют иногда в идеологических дискуссиях), а к вопросу о природе предпочтений индивида:

·        классическая теория, признавая, что цены могут конъюнктурно отклоняться в ту или иную сторону в зависимости от степени редкости благ в данном месте и времени, постулирует ценность вещи “самой по себе”, “при прочих равных” (то есть некую константу, которая увеличивается или уменьшается конъюнктурой);

·        неоклассическая теория, указывая те же конъюнктурные причины изменения цен, считает вопрос наличия или отсутствия ценности вещи “самой по себе” не имеющим смысла (ибо это вторжение в “черный ящик” homo oeconomicus).

Почему же этот шаг (то есть связывание субъективной полезности и стоимости), сохранявший преемственность между классической школой экономики, и маржинализмом, не был сделан? Почему основоположники маржинального анализа предпочли отказаться от классической традиции и обратились к весьма сильным (и интуитивно отнюдь не совпадающим с представлениями обыденного сознания, то есть “здравого смысла”) идеализациям homo oeconomicus, в результате чего и была создана новая – неоклассическая – ветвь экономической теории? Произошло это отнюдь не только лишь из стремления к оригинальности. Классики маржинализма посчитали понятие стоимости: а) не поддающимся строгому научному определению, то есть “метафизическим”, и при этом: б) просто избыточным (ибо, если верить классикам неоклассического подхода, все осмысленные экономические вопросы можно разрешить, не прибегая к категории “стоимость” – “для формирования Парето–эффективного рынка достаточно выражения субъективных предпочтений участников”). По основаниям (а–б) неоклассики, прибегая к бритве Оккама, просто отсекают “стоимость” от экономической теории.

Однако действительно ли указанные основания имеют место?

Вопрос о возможности синтеза подходов классической и неоклассической школ (или – об интеграции классического подхода в неоклассический, – что, в сущности, одно и то же) можно свести к следующим трем частным: 

1) “зачем”? – расширяет ли введение категории “стоимость” возможности неоклассической теории (то есть – действительно ли понятие стоимости “избыточно”)?

2) отвечает ли такая операция принципу соответствия – то есть меняется ли что–либо (и если меняется – то что) в неоклассических моделях при введении в них категории “стоимость”?

3) корректно ли методологически это дополнение?

Рассмотрим все три вопроса подробнее:

 

Что повлекла за собой элиминация категории “стоимость”?

Прежде всего, следует отметить, что отказ от рассматриваемой категории ведет к статично–равновесному рассмотрению экономики: введение динамики (времени) предполагает наличие критерия сравнения различных временных состояний. Если использовать метафору весов, то субъективно–маржиналистский подход заключается в идее, что при уравновешенных весах (то есть в ситуации рыночного равновесия) нет нужды в оперировании с точным весом гирь на чашах весов (то есть с объективной стоимостью), – если весы выйдут из равновесия, то надо просто класть на соответствующую чашу дополнительные гири (опять-таки без обязательной информации об их точном весе), пока равновесие не восстановится. Пока мы постулируем оптимальность любого равновесия, такой подход действительно разумен. Однако в реальной экономике регулярно возникают ситуации, когда этот постулат начинает противоречить здравому смыслу: вспомним, например, недавнюю историю России, когда во вторник акция МММ стоила 1000 рублей, а в среду стала стоить 1 рубль. Вроде бы обе эти цены – результат “рыночной балансировки”, однако ясно, что происходящее явно ненормально (и нарушает как интересы десятков тысяч вкладчиков, справедливо чувствующих себя обманутыми, так и нормальное функционирование экономики в целом). В то же время, если отрицать наличие какой-либо объективной меры стоимости, как-либо сравнить эти два состояния на рынке ценных бумаг крайне сложно – ведь в этом случае цена в 1 рубль за акцию МММ не лучше и не хуже цены в 1000 рублей (“таковы субъективные предпочтения”, «на такой отметке зафиксировалось новое ”равновесие”»).

Именно поэтому развивающийся в рамках неоклассической парадигмы эволюционный подход к экономике является неизбежно качественным – для введения изменяющихся во времени количественных параметров нужен объективный критерий сравнения.[3]

При элиминации категории “стоимость” отсутствует возможность теоретического рассмотрения проблемы разграничения добросовестного информирования и информационной манипуляции. Обратимся в качестве примера к тому же феномену МММ: умелой рекламной компанией у значительной массы населения РФ была создана иллюзия того, что МММ является серьезной и процветающей фирмой; когда иллюзия рассеялась – тысячи людей потеряли свои сбережения. Во многих странах существует законодательство, направленное против финансовых пирамид, а также – в более широком контексте – против манипулятивной рекламы. Важно отметить, что эта практика противоречит теоретическим моделям неоклассики: действительно, манипуляция – это ведь изменение системы внутренних предпочтений человека, его желаний,[4] – а предпочтения индивида, согласно неоклассическому подходу, – “черный ящик”; субъективная полезность чего-либо принимается в неоклассике как данность. Если мы отрицаем существование объективной меры ценности, то продать носки по цене автомобиля – если кому-либо это удастся путем какого-то удивительного рекламного трюка, – абсолютно нормально (“чьи-то субъективные предпочтения таковы – а как они сформировались – это не дело экономики”).

Здесь мы хотим обратить внимание даже не столько на откровенно негативные эффекты манипуляции для общества в целом,[5] сколько на то, что с элиминацией категории “стоимость” даже определить интуитивно вроде бы ясное понятие экономической манипуляции не представляется возможным.[6] Напротив – это очень просто сделать, опираясь на стоимость – манипуляция тогда может быть определена, например, как такое информационное воздействие на экономического индивида, при котором его субъективные предпочтения относительно товаров систематически и существенно перестают соответствовать их стоимостям. Понятно, что если явление нельзя даже внятно определить, его тем более не представляется возможным исследовать.

Наконец, рассмотрим значение элиминации стоимости для теоретической апологетики архитектуры современной мировой финансово–экономической системы. Что сказал бы экономист ХIХ века о ситуации, когда одна страна несколько десятилетий потребляет треть мировых ресурсов, давая взамен виртуальные финансовые обязательства без привязки их к реальным ценностям (по состоянию на конец 2006 года США ежедневно берут в кредит почти 3 миллиарда(!) долларов[7])? Или об обороте виртуальных финансовых обязательств, во многие десятки (если уже не в сотни) раз превышающих оборот реальных ценностей в мировой торговле?[8] Или о существенном изменении пропорций обмена товарами между странами в результате “торгов на валютной бирже” – то есть процессов внутри узкой группы финансовых спекулянтов, не имеющих в сущности отношения к материальному производству?[9] Все это – следствия[10] введения системы плавающих курсов валют, не привязанных к какому-либо материальному эквиваленту.

В нашу задачу не входит обсуждать очевидную абсурдность и потенциальную взрывоопасность сложившегося в мировой экономике положения, – на эту тему к настоящему времени написано уже очень много. Ситуация настолько вопиюща, что даже такая одиозная фигура, как международный финансовый спекулянт Джордж Сорос, выступает с проектом оздоровления мировых финансов через привязку мировой валюты к запасам энергоносителей,[11] – рекомендация вполне в духе классической теории.

Достаточно очевидно, что архитектура современных мировых финансов есть средство для конвертации политического и военного доминирования США в экономические преференции; однако свести принятие мировым сообществом плавающего курса доллара только к силовому давлению финансовой олигархии Запада неправомерно – для темы нашей работы важно отметить, что идея плавающего курса мировых валют имеет в качестве теоретического обоснования представление об отсутствии у товаров объективной ценности (то есть отрицание стоимости). Длительное (многие десятилетия) господство неоклассических представлений об отсутствии объективной ценности у какого-либо товара к 70-м годам прошлого века подготовило, наконец, массовое экономическое сознание к следующему, вполне последовательному, – шагу: признать излишним какое-либо объективное обеспечение и у денег.[12]

Таким образом, отказ от категории “стоимость” обходится экономической теории (а также практике!) достаточно дорого, – и утверждение, что все основные экономические проблемы могут быть разрешены при ее элиминации – не соответствует действительности.

стоимость и принцип соответствия

Как мы уже писали выше, если мы сделаем шаг вперед по сравнению с рубежом, на котором остановились неоклассики, и примем, что homo oeconomicus определяет полезность, опираясь на некое объективное свойство, присущее любому товару, – тем самым мы и придем к стоимости. Важно отметить, что этот шаг не отменяет ни одной из теоретических моделей маржинализма. Действительно – неоклассические модели исходят из того, что полезность homo oeconomicus – это “черный ящик»; оперирование со стоимостью, – это, в сущности, заглядывание в этот “черный ящик”. При этом в любой момент можно перейти на более грубый уровень абстракции, – снова делая полезность “непрозрачной”, “забывая” о том, что она есть функция стоимости. Неоклассические модели работают при любой форме функции полезности – в том числе, естественно, и при допущении, что полезность есть функция стоимости.

Но, может быть, ситуация такова, что введение обсуждаемой категории, пусть и не противоречит принципу соответствия, имеет иные методологические изъяны?[13]

Хорошо бы, но нельзя?

За последние 150 лет правомерность введения категории “стоимость” многократно ставилась под сомнение. Сам неоклассический подход развивался в русле весьма влиятельной в конце ХIХ – начале ХХ века философии позитивизма,[14] в рамках которой из науки следует изгонять “метафизические”, то есть несводимые к опытным данным понятия.[15] Таковым была объявлена и “стоимость”, – вместе с “силой”, “материей”, “атомом”, и др.[16] В настоящее время известно, что при построении любой научной теории не только можно, но даже нужно использовать идеальные теоретические конструкты.[17] Тем не менее, если законность введения идеальных теоретических конструктов в настоящее время не ставится под сомнение ни в науке вообще, ни собственно в экономической теории (достаточно обратиться к понятию homo oeconomicus – индивида, мгновенно и абсолютно точно обрабатывающего имеющегося у него всю экономически значимую информацию), категория “стоимость” продолжает подвергаться “методологическим”[18] атакам.

Свою роль здесь сыграло использование обсуждаемой категории в таком идеологически ангажированном учении, как марксизм, что привело к эскалации идеологически окрашенных эмоций в ущерб понятийным рассуждениям: “раз признаешь стоимость – значит, марксист и сторонник отмены рынка”. Хотя трудовая теория стоимости (тем более категория “стоимость” как таковая) – создание отнюдь не Карла Маркса, а апологета “невидимой руки рынка” Адама Смита, до сих пор некоторые “критики” идеи стоимости демонстрируют логические нестыковки и неточности “Капитала”, пребывая в уверенности, что тем самым дискредитируют идею стоимости как таковую.[19] Ясный идеологический компонент дискуссий о стоимости станет еще очевиднее, если вспомнить известный еще с античности принцип: “если бы геометрические теоремы задевали людские интересы, они бы оспаривались”: как показано выше, дискуссия о стоимости – это, в сущности, дискуссия о легитимности всего современного мирового финансово–экономического порядка.

Таким образом, рассмотрев вопросы, к которым сводится проблема синтеза классики в неоклассический подход, мы приходим к выводу, что каких-либо объективных препятствий для этого нет, – причины затянувшегося разобщения основных теоретических подходов в экономической теории сугубо субъективны и в значительно степени обусловлены идеологическими соображениями.

Стоимость и эмпирия

Как мы уже выяснили, “стоимость” есть теоретический конструкт, а не эмпирическое обобщение. Как понятие идеальное, стоимость непосредственному наблюдению не подлежит. Иными словами, данное понятие – не “зарисовка с натуры”, а идеализация. Однако, используя это понятие, можно построить теорию, которая поможет понять какие-то важные свойства реальности, и дать более богатое описание реальных процессов, не “улавливаемое” в рамках иных идеализаций. Если этот результат есть – правомерность использования категории не может ставиться под сомнение, – даже если в настоящий момент мы и не представляем физической (психологической, информационной…) природы используемого понятия.[20] В нашем случае дополнительные возможности, открывающиеся перед экономической теорией при интеграции концепции стоимости в неоклассику, обсуждались выше.

При этом многие выводы самой абстрактной теории вполне могут быть проверены эмпирически. В нашем случае важную проверочную процедуру предложил (и реализовал) К.Вальтух,[21] показавший на основе модели межотраслевого баланса (МОБ), с опорой на огромную статистическую базу, что закон стоимости в реальных экономических системах[22] действительно выполняется. В свою очередь заметим, что сама методика МОБ, получившая всемирное признание, и, бесспорно, отражающая реальные взаимосвязи в экономических системах, априори предполагает объективность межотраслевых коэффициентов, что само по себе есть аргумент в пользу объективной трактовки стоимости (действительно, если межотраслевые коэффициенты есть просто отражение игры рыночной стихии, то почему они устойчивы?).

Существуют и другие аргументы в пользу того, что понятие “стоимость” действительно отражает фундаментальные свойства человеческого поведения: речь идет об известном каждому из собственного опыта (и фиксируемых в работах экономистов институциональной школы, социологов, и др.) понятии “справедливой цены”: если бы у человека не было априорной интуиции того, что цена (явление субъективное) есть проявление какого-то объективного свойства вещей (то есть – стоимости), то откуда взяться суждению о степени справедливости цен? Ведь с рыночно–либеральной точки зрения любая цена “справедлива”.

Можно обратиться также к практике регулирования естественной монополии в такой сугубо либеральной экономике, как североамериканская.[23] В общем случае по антимонопольному законодательству США предприятие–монополист для создания конкурентной ситуации принудительно разделяется (в полном соответствии с принципами неоклассики). Однако, в случае естественной монополии (например, в случае электроэнергетики – ибо прокладывание дублирующих линий электропередач “для конкуренции” явно абсурдно), применяется иная процедура: органами антимонопольного регулирования рассчитываются издержки соответствующего предприятия, к ним добавляется “разумная прибыль”, и на основе этого определяются тарифы для потребителей. Отметим, что этот подход лежит в русле уже классической школы (фактически это методология марксизма, аналогичная практике планирования в СССР): то есть менеджеры США, когда здравый смысл согласуется с классическим подходом, следуют ему, а не абстрактным неоклассическим “рыночным принципам”.

 

Стоимость как информационная категория

В заключение отметим, что обнаружение субстрата – носителя стоимости может быть существенным дополнительным[24] аргументом в пользу интеграции классического и неоклассического подходов. В связи с этим рассмотрим перспективы развития трудовой теории стоимости с точки зрения информационного подхода.

Как мы уже писали выше, трудовая теория стоимости является недостаточно универсальной. Попробуем расширить ее, найдя общие точки соприкосновения трудовой теории стоимости и неоклассической концепции (связывающей цену в первую очередь с редкостью блага). Для этого рассмотрим вопрос: что такое труд?

Человек (как и любой иной живой объект) есть система, поглощающая из окружающей среды порядок (то есть – информацию[25]). Действительно – элементный химический состав потребляемых человеком веществ на входе и на выходе один и тот же, разница в изменении структуры потребленных веществ (в результате потребления структура продукта частично или полностью разрушается, следовательно, содержащаяся в нем информация уменьшается). Это касается как продуктов питания, так и предметов длительного использования, основных фондов предприятий, – то есть любой формы потребления.

В окружающей среде можно искать нужные человеку продукты – что и является основным занятием людей на стадии собирательства и охоты. Однако количество полезных продуктов, генерируемых единицей окружающей среды, ограничено ее способностью к естественному воспроизводству. Для увеличения полезных для себя продуктов человек преобразует среду, создавая объекты, содержащие большее количество информации[26] с желательной для человека структурой (удовлетворяющей какую-либо потребность[27]), то есть трудится.

Труд мы определяем как овеществление идеальной модели (овеществление мышления).[28] мышление, результатом которого будут новые ментальные объекты (с фиксацией их на каком-то носителе, в результате чего в будущем кто-то сможет их применить для преобразования среды), является трудом, а просто физические (энергетические) усилия – это не труд: хаотическое воздействие на окружающую среду неэффективно с точки зрения создания полезных объектов.

Таким образом, из всех предметов универсума можно выделить множество предметов полезных (ценных), в котором можно выделить два подмножества: природных объектов, и артефактов. Попробуем найти то общее, что присуще как результатам труда, так и природным объектам.

Труд как овеществление мышления – есть увеличение количества информации в предметах труда, то есть – овеществление информации.

Природные объекты тоже могут быть квантифицированы на основе информации: как в аспекте их сложности (в этом случае мы вычисляем информацию, разделяя интересующий нас объект на элементарные составные части), так и в аспекте редкости (в этом случае сам объект становится элементом более общей системы, в которой вычисляется количество информации, соответствующее его относительной редкости).

Из двух предыдущих тезисов следует, что в основе стоимости и как результата труда, и как редкости той или иной вещи объективно может быть положена информация. В рамках нашего подхода стоимость определяется как информационная мера ценности объекта.[29]

Субъективное преломление стоимости через идеальный мир человека (в котором происходит отнесение свойств объекта к совокупности идеальных объектов сознания конкретных индивидов, вступающих в сделку) – цена (при этом, чем точнее субъективные модели продавца и покупателя соответствуют предметной области, в которой происходит оценивание, то есть квантификация стоимости, – тем точнее цена соответствует стоимости).

Ввести квантификацию для количества информации, определяющем стоимость объекта (или степень деградации структуры потребленных объектов) достаточно просто в каждом конкретном случае (задав конкретный уровень рассмотрения экономической системы, то есть степень детальности при вычленении отдельных элементов системы при использовании известной формулы Шеннона[30]), и весьма сложно – в случае общем. Главная сложность здесь, по нашему мнению, в том, что стоимость имеется только у объектов, которые обладают, помимо структуры и редкости, также полезностью. Если и структуру, и редкость можно квантифицировать на основе той или иной модификации формулы Шеннона, то полезность есть функция также и мира идеального. Даже если не принимать во внимание флуктуации, связанные с разбросом индивидуальных вкусов и предпочтений, и рассматривать некую среднюю полезность, то и она – функция не только объективного информационного содержания объекта, но и достигнутого уровня знаний. Поэтому она исторична, – имеет смысл говорить о полезности какого-либо фактора труда (как сырья и капитала, так и работников соответствующей квалификации, – ибо их квалификация тоже может быть охарактеризована информационно) только в контексте конкретного уровня знаний:

Так, уран в XIX веке почто не имел применения, а в ХХ веке стал стратегическим ресурсом, обладающим огромной стоимостью. Другой радиоактивный элемент – торий – имеет сопоставимую с ураном распространенность в земной коре, однако, в силу того, что в современных промышленных атомных реакторах он не используется, его стоимость существенно ниже. Однако если в будущем будет разработан новый тип ядерных реакторов, работающих на тории, стоимость его запасов станет сопоставимой с запасами урана. Но для заданного уровня знаний стоимость факторов производства и результатов труда – величина достаточно объективная.

Следует отметить, что принципиальное признание существования стоимости (даже при огромных трудностях операционализации этого понятия) уже выбивает почву из-под ног в рассуждениях субъективистов типа Хайека о несоизмеримости предпочтений участников рынка. Приведем здесь аналогию с математикой – часто уже доказательство существования решения какой-либо задачи является важным шагом вперед (и позволяет доказывать новые теоремы).

Чтобы дополнительно прояснить наш подход, прокомментируем ценность связи категорий информации и стоимости аналогией с управлением автомобилем: так, величину поворота руля для прохождения конкретного поворота можно рассчитывать на основе законов механики, конструкции рулевого управления и т.д. Это, однако, сложно, а главное, – не нужно – проще откалибровать эту величину на основе обратной связи (когда шофер видит, что машина развернулась на нужный угол, он перестает поворачивать руль). В то же время из того, что шоферы не пользуются формулами механики при управлении автомобилем, неправомерно делать вывод, что автомобиль законам механики не подчиняется (и тем более не следует, что эти законы не существуют, или что они есть субъективное соглашение “заинтересованных сторон”). В экономике также вычисление информационного значения стоимости в общем случае есть процедура сложная (и, зачастую, – ненужная, – так как прагматически важные величины цен проще получить посредством обратной связи через рынок). Из этого, однако, не следует необходимость отрицания стоимости как объективной основы наблюдаемого феномена цены.

Важным особым случаем служит вычисление стоимости природных ресурсов – ибо именно этот “провал рынка” в настоящее время приводит к разрастанию экологического кризиса. В этом случае, вероятно, прямое вычисление стоимости может стать важным шагом в разработке эффективного эколого–экономического налогового законодательства.

Выводы

Рассмотрев вопросы, к которым сводится проблема синтеза классического в неоклассического подходов в экономической теории, мы приходим к выводу, что каких-либо объективных препятствий для этого нет.

Интеграция неоклассического подхода со стоимостным может дать новый импульс развитию экономической теории, и открывает дополнительные возможности для исследовании ряда важных проблем, принципиально недоступных в настоящее время неоклассическому анализу: от теоретических сложностей представления в маржиналистском подходе самого процесса производства (в отличие от процесса обмена), до сугубо практических проблем, связанных с плавающими курсами валют, биржевыми котировками, экономической манипуляцией.

Для осмысления сущности категории “стоимость” перспективным представляется информационный подход.

философское послесловие

Показав, что введение категории “стоимость” в неоклассическую теорию не имеет объективных противопоказаний (и даже более того – с точки зрения чистой науки открывает определенные дополнительные перспективы), автор, конечно, далек от упований, что проблема противостояния классического и неоклассического подходов тут же будет снята: ибо в ней чрезвычайно велика роль аспектов субъективных. Главным из этих субъективных сложностей, по нашему мнению, является даже не та роль, которую выполняет неоклассическая экономика в идеологической апологетике существующего ныне порядка в мировой экономике.[31] Гораздо важнее, что интеграция категории “стоимость” в неоклассическую теорию, не меняя моделей неоклассики на уровне собственно научного метода, предполагает весьма существенное изменение философских оснований науки (более того – культуры в целом), неявно принимаемых вместе со способом мышления в стиле mainstream.

В отечественной философской литературе (и не только в ней) основной оппозицией в европейской философии традиционно признается дихотомия линии Платона и линии Демокрита (идеализм – материализм). Значительно менее акцентировано, что с тезисом Протагора “человек есть мера всех вещей” возникает не менее значимая оппозиция “реализм (объективизм) – субъективизм”. С этой точки зрения объективный идеализм Платона и его последователей ближе к материализму, нежели к субъективному идеализму: ибо и объективный идеализм, и материализм признают объективный (то есть – независимый от человеческого произвола) статус общих понятий и законов.[32] Поэтому в вопросе о стоимости позиция христианина Адама Смита вполне закономерно совпадает с позицией материалиста и атеиста Карла Маркса.

Если же принимать, что человек наделяет вещи ценностью собственной волей (и только ею), - значит, он (и только он) сам творит идеальный мир, - но тогда почему бы идеальный мир и не менять по своему произволу? Тогда понятие манипуляции растворяется в более общей категории создания своего мира (а затем и агрессивного навязывания его другим, – ибо логический финал субъективного идеализма – солипсизм). Тогда “истина” сначала просто никому не нужна,[33] затем объявляется “зловредным монстром” (П.Фейерабенд), и, наконец, – бессмысленным понятием (постмодерн).

Таким образом, проблема стоимости – не только научная, но и философская: это проблема выбора тех или иных философских оснований конкретных научных теорий (парадигм). Философские проблемы в принципе не решаются “раз и навсегда”. можно, однако, произвести исчерпывающую экспликацию неявных оснований возможных вариантов выбора – чтобы перевести процедуру выбора философской позиции из сферы бессознательного в сферу разума (как справедливо отметил в свое время Л.Витгенштейн, “лечением” такого рода ситуаций является полное описание “симптомов” - т.е. формальное сопоставление парадигм с экспликацией принимаемых по умолчанию принципов). Это и есть цель написания данного послесловия.