Егоров Дмитрий Геннадьевич

О Единстве экономической теории

Глава 3. Следствия для экономической практики

3.1. Подавление финансовых спекуляций

3.2. планирование экономики (ценовое регулирование как механизм подавления негативных нелинейных эффектов в сфере финансов)

3.3. Выводы

Смысл любой экономической теории для общества - в тех практических рекомендациях, которые из нее следуют. Так, в соответствии с концепцией Ойкена, главная задача при управлении экономическими системами – защита конкурентной среды (так как монополии возникают стихийно, и при этом вредны с точки зрения общих интересов); с точки зрения Кейнса главная задача государства, с которой больше никто не может эффективно справиться, – стимуляция спроса; с точки зрения монетаризма единственно позитивным управляющим вмешательством в экономическую систему является поддержание стабильного роста объема денежной массы; в соответствии с концепцией Коуза, главная задача при управлении экономическими системами – совершенствование институциональной экономической среды (для уменьшения трансактных издержек), и т.д.

Предложенный нами в предшествующих главах синтез классического, микроэкономического, макроэкономического подходов тоже можно рассматривать как вариант экономической теории. Настоящий текст посвящен рассмотрению следствий, вытекающих из наших построений для экономической практики[1].

Принципиальной проблемой приложения любой экономической теории к практике является априорная идеологическая нагруженность экономики. Еще в ХVII веке Томас Гоббс написал примечательный афоризм: «Я не сомневаюсь, что если бы истина, что три угла треугольника равны двум прямым углам квадрата, противоречила чьему-либо праву на власть или интересам тех, кто уже обладает властью…, учение геометрии было бы если не оспорено, то вытеснено сожжением всех книг по геометрии», – а выводы из экономических теорий непосредственно затрагивают интересы людей (причем в степени большей, нежели выводы любой иной науки). С другой стороны, в отличие от физики, экономические процессы происходят не только в материальном мире, но и в мире субъективных представлений: в результате идеологически обусловленная манипуляция экономическими конструкциями совсем не так очевидна, как аналогичное идеологическое вторжение, ограниченное только лишь материальной реальностью. В качестве примера обратимся к известному курьезу с принятием в одном из штатов США закона о принятии числа p = 4: понятно, что объявившиеся сразу по принятии этого акта объективные проблемы достаточно быстро привели к осознанию абсурдности такой «поправки» математики даже самых тугодумных законодателей. Увы, в экономике пагубность такого рода «правки» научных выводов не так очевидна, и, более того, зачастую является добросовестным заблуждением[2]. Оставляя в стороне случай сознательного выполнения того или иного идеологического заказа, отметим, что добросовестные заблуждения в экономике также неизбежны, и объективно связаны с меньшей формализованностью и строгостью теорий (в сравнении с науками точными), и сложностями экспериментальной проверки (в сравнении с науками естественными). При этом ошибки делаются обычно не при дедуктивном разворачивании той или иной теории, а при определении области приложения выводов теории в реальности. Для минимизации такого рода ошибок требуется возможно более полное раскрытие принципов теории, и возможно более ясная процедура соответствия базисных моделей с реальностью. Практические выводы будут тем более научными, чем менее мы будем пользоваться при их формулировке обыденным мышлением.

Идеальной (хотя, конечно, на практике полностью и недостижимой) целью управления экономической системой в рамках нашего подхода (являющегося развитием в первую очередь подхода М.Алле) является состояние отсутствия излишков, т.е. максимальной эффективности. Однако действие различных экзо- и эндогенных факторов (неполноты информации, издержек самого разного рода, непрерывного изменения структуры экономики в результате инноваций, инерционности экономических трансакций, и т.д.) выводят любую экономику из оптимального состояния (вернее – не дают к нему придти). Реальную цель управления можно тогда определить как возможно более тесное приближение к этому идеальному состоянию.

Теперь рассмотрим онтологию нашей базовой модели: неравновесные (следовательно – неоптимальные) состояния в ней связаны: 1) с затруднением диффузии информации, которая сама связана с неидеальностью атомов (модельных экономических агентов)[3]; 2) с системными свойствами модели – возможностью явлений экономической самоорганизации.[4] Меры, возможно более полно элиминирующие факторы (1-2), и будут управляющими действиями, непосредственно вытекающими из свойств принимаемой нами базовой модели.

i) Цель (1) преследуют меры по совершенствованию институциональной экономической среды, - в рамках нашей базовой метафоры это есть улучшение информационной проводимости (уменьшение «внутреннего трения») в системе. При этом любое выявление и распределение излишка приближает систему к равновесию. Так как при построении нашей концепции мы стремились последовательно опираться на принцип соответствия (что в нашем случае означает, что неоклассические модели могут быть истолкованы в рамках описания экономики как поиска излишка, или диффузии в информационном пространстве), то рекомендации неоинституционализма (при явном описании граничных условий их применения) естественным образом интегрируются в обсуждаемый нами подход.

ii) Однако, помимо институционального трения (замедляющего и делающего более дорогим поиск излишка), современная товарно-денежная экономика неизбежно порождает при своем функционировании разнообразные синергетические эффекты (то есть устойчиво неравновесные пространственно-временные экономические структуры – см. главу 2).  При этом, в отличие от эффектов «институционального трения», в случае процессов экономической самоорганизации неясно даже, будет ли экономика хотя бы двигаться в сторону равновесного оптимума.[5] Из этого следует необходимость управления иного рода, связанного с подавлением и минимизацией негативных эффектов экономической самоорганизации.[6] Ввиду того, что экономическая самоорганизация связана прежде всего с денежным обращением (являясь оборотной стороной удобств, связанных с денежными расчетами)[7], наш вывод, на первый взгляд, соответствует одному из основных положений монетаризма (о том, что государственное управление экономикой должно сводиться почти исключительно к денежному регулированию[8]). Аналогия эта, однако, ложная: монетаризм, как разновидность неоклассического направления в экономической теории, основываясь на принципе равновесия, предполагает, что одной лишь корреляции роста денежного предложения и роста промышленного достаточно для установления равновесия (и очищения тем самым ценовых сигналов от шума). С нашей точки зрения, для установления равновесия этого явно недостаточно.

Ниже мы обсуждаем конкретные методы такого рода управления (то есть минимизации искажений в сигналах, передаваемых денежной системой), но предварительно заметим, что все они, по нашему мнению, должны опираться на два основополагающих принципа:

1) маржинализма: управляющие процедуры имеют смысл до тех пор, пока предельные затраты на управление ниже предельных выгод от оного;

2) стоимости: для реализации принципа (1) нужно иметь возможность сравнить различные состояния экономики (для оценки упомянутых выше затрат и выгод) объективно, что возможно на основе стоимостного подхода.[9]

В терминах теории самоорганизации вопрос минимизации искажений в сигналах, передаваемых денежной системой, можно сформулировать следующим образом: как минимальным воздействием перевести систему из хаотического режима в более простой? Экономические системы очень сложны, сбор и количественное управление во всех точках системы – и нереально, и нецелесообразно (ибо, если бы даже было возможным, - стоило бы слишком дорого), поэтому задача экономической науки – нахождение управляющих воздействий, требующих минимум априорной информации.

Рассмотрим методы, которыми можно уменьшить (или даже свести к нулю) нелинейности, связанные с денежным обращением: по нашему мнению, можно выделить два основных способа регуляции такого рода:

· прямое подавление финансовых спекуляций;

· планирование экономики (в том числе, и даже в первую очередь – ценовое).

3.1. Подавление финансовых спекуляций

Вредность финансовых спекуляций, и, следовательно, необходимость их ограничения (ели не подавления) – осознается также достаточно давно. В настоящее время эта проблема вышла за рамки национальных экономик – финансовые спекуляции на международном уровне стали реальной угрозой всему мировому экономическому устройству. Так, Г.Мартин и Х.Шуман отмечают, что уже в 1995 году совокупный мировой оборот фьючерсов за год составлял 41 триллион долларов (причем только 2-3 % этой финансовой системы реально страхуют риски торговли и промышленности, а остальные полностью оторваны от реальной экономики).[10] Существует ряд эффективных предложений по их ограничению (их введение тормозится по причинам политического, а не теоретико-экономического толка). Рассмотрим: i) налог Тобина; ii) институциональные изменения форм акций (увеличение их «прозрачности»), - данный список не исчерпывающий, - но вполне достаточнен для иллюстрации обсуждаемой темы:

I) – Джеймс Тобин, лауреат Нобелевской премии по экономике, предложил ввести налог на продажу валюты в размере 1 %. Так как маржа при международных валютных спекуляциях относительно невелика (сверхдоход дают огромные объемы и многоэтапность сделок), такой налог может полностью блокировать всякую спекулятивную деятельность на международном уровне. Никто до сих пор не высказал сколь-нибудь вразумительных теоретических аргументов против данного предложения, однако все попытки принятия этого закона блокировались лобби международных финансовых спекулянтов.[11]

II) Причина, по которой рынок акций за последние несколько десятков лет стал в значительно большей степени, чем ранее, подвержен резким и слабо прогнозируемым колебаниям, заключается в том, что большая часть обращающихся на фондовых рынках акций выпускаются компаниями, активы которых состоят не столько из материальных и денежных фондов, сколько из пакетов ценных бумаг других компаний (которые, в свою очередь, могут владеть большими пакетами компаний третьего уровня, и т.д.). Поэтому потенциальный инвестор, даже в случае ознакомления с отчетами и балансами такой компании, часто остается в неведении, насколько велики оцениваемые им реальные активы, и, следовательно, насколько рост/падение курса потенциально интересующих его акций связано с процессами в реальной экономике (или, напротив, есть в основном рефлексивный феномен). Такая ситуация весьма благоприятна для расцвета финансовых спекуляций, но с точки зрения общественного благосостояния и интересов реальной экономики, - бесспорно вредна.

Наше предложение здесь заключается в таких институциональных изменениях отображения прав собственности (акций, депозитарных расписок, и т.д.), которые увеличивали бы их «прозрачность», т.е. облегчали бы доступ к информации, какие реальные активы стоят за биржевой отчетностью конкретного акционерного общества.[12] Конкретно это можно сделать двумя действиями: 1) перевести информацию по правам собственности акционеров в электронный банк данных – депозитарий, открытый для ознакомления с ним заинтересованных лиц; 2) на основе предыдущего шага – предоставить возможность «просвечивать» структуру прав собственности оцениваемых ценных бумаг вплоть до реальных активов[13]. Такое преобразование, естественно, снизит вклад рефлексивной компоненты в инвестиционные действия – так как даст возможность принимать инвестиционные решения на основе объективной информации. При этом несколько изменятся действующие сейчас на фондовых рынках «правила игры» - по-видимому, такое институциональное преобразование потребует изменения рамок понятия коммерческой тайны, и т.д. Но ущерб при этом понесут в первую очередь откровенные спекулянты, а инвесторы, ориентирующиеся на реальные вложения (и, следовательно, реальный сектор экономики в целом), напротив, выиграют.

3.2. планирование экономики (ценовое регулирование как механизм подавления негативных нелинейных эффектов в сфере финансов)

Прежде всего, отметим, что противопоставление «рыночной экономики» «плановой» представляется нам идеологическим пережитком, - при этом методологически неправомерным, - так как: а) любая экономическая система в своей основе имеет рынок (то есть среду, передающую информацию); б) планирование - просто один из институтов, имеющийся в любой «рыночной» системе - как на микро-уровне (в виде фирм), так и на макро-уровне (чем занимаются правительства стран с самыми «либерально-рыночными» экономиками, как не планированием?). Этот институт, однако, помимо экономии трансактных издержек, минимизирует и возможности возникновения негативных эффектов экономической самоорганизации. Наш подход к этому институту проиллюстрируем на примере частного, но весьма существенного вопроса - ценового регулирования:

Идеальный рынок в состоянии оптимального равновесия порождает некоторый вектор цен, который мы назовем оптимальным вектором цен (ОВЦ). Прокомментируем, что из себя должен представлять оптимальный вектор цен, обратившись к модели межотраслевого баланса: при перемножении оптимального вектора цен с транспонированной матрицей прямых затрат (А^Т) мы получаем издержки производства. Они должны быть таковы, чтобы при вычитании их из ОВЦ (или, в принятой формализации: С^опт) в каждой отрасли оставалась «разумная прибыль» (обозначим вектор оптимальной добавленной стоимости как l^опт): достаточная, чтобы проводить необходимые инвестиции, но не чрезмерная (чтобы исключить бегство капитала из других отраслей) [14]:

С^опт * (Е - A^T) = l^опт

Вышеизложенные рассуждения известны в экономической науке довольно давно, со времен работ Пьера де Буагильбера (1646-1714): «Он был первым в истории экономической науки, кто осознал, что ценам рыночного равновесия соответствуют вполне определенные пропорции общественного производства… Цены покупок, при которых все производители покрывают свои издержки и остаются в выигрыше, Буагильбер назвал «пропорциональными ценами», а соответствующее этим ценам равновесное состояние экономики – ”состоянием изобилия”»[15].

Буагильбер считал, что поддерживать такое состояние возможно, если на рынке господствует свободная конкуренция. Однако за 300 лет, прошедшие со времен Буагильбера, стало известно, что модель идеального рынка предполагает принятие ряда допущений, многие из которых носят явно нереалистичный характер: действие различных экзо- и эндо-генных факторов выводят экономику из оптимального состояния. При этом, в числе прочего происходит деформация текущего вектора цен относительно ОВЦ.

Однако эту ситуацию можно рассмотреть и с другой стороны – с точки зрения априорного задания в экономической системе вектора цен. Известно, что если в экономике задан вектор цен, то это определяет соответствующее ему равновесное состояние[16]. Если этот вектор будет оптимален, то и соответствующее ему равновесное состояние будет также оптимальным (при этом большая часть негативных нелинейных эффектов автоматически элиминируется): на этом, в частности, основана модель рыночного социализма, известная как «решение Ланге-Лернера».[17] Проблема здесь в том, как практически вычислить ОВЦ – с учетом несовершенства экономической информации и наличия трансакционных издержек ее сбора.[18] Чем более детальный вектор цен предполагается задать, тем выше уровень издержек его определения. Сложности здесь столь высоки, что Ф.Хайек, например, считает рынок единственным (и, при этом, - неидеальным) способом получения информации такого рода.[19]

Наш подход в этом вопросе можно проиллюстрировать, проведя аналогию с подходом Р.Коуза, продемонстрированного им в знаменитой работе «Природа фирмы»[20]; однако, вместо поставленного Р.Коузом микроэкономического вопроса «почему существует фирма?» мы ставим макроэкономический вопрос: «почему существует регулирование цен?»[21]

Подобно тому, как оптимальный размер фирмы задается соотношением уровня внутрифирменных и рыночных трансакционных издержек, оптимальная степень корректировки вектора цен может быть определена, по нашему мнению, по достижению равенства между предельными издержками рыночных трансакций (которые растут по мере уменьшения директивного регулирования цен) и предельными издержками управления (которые растут по мере увеличения госрегулирования). Практически наша идея сводится к тому, чтобы найти такой минимум видов товаров, регуляция цен на которые дала бы максимальный оптимизирующий эффект для экономической системы в целом, и при этом (в силу минимальности этой группы) поддавалась бы теоретическому расчету.

В рамках нашего подхода мы принимаем следующие предварительные гипотезы (представляющиеся нам достаточно очевидными):

1) с ростом количества номенклатуры цен, подлежащих регулированию, трансакционные издержки директивного регулирования растут по степенному закону,[22] - т.е. взрывным образом;

2) объем реализации конкретного товара на рынке не влияет на трансакционные издержки определения его оптимальной цены;

3) издержки директивного регулирования цен при прочих равных меньше для монопольных товаров, а также для товаров, прошедших меньшее количество циклов передела;

4) чем с большим количеством типов товаров связан товар в производственной цепочке, тем выше эффект от нахождения и закрепления его оптимальной цены.

Условия (1)-(2) являются общими для любого товара. Условиям (3)-(4) полностью соответствуют минеральные ресурсы, прежде всего - энергоносители.[23]

Итак, мы приходим к выводу: фиксация оптимального вектора цен на энергетические и минеральные ресурсы приводит: А) к минимизации негативных нелинейных экономических эффектов (за счет стабилизации вектора цен – ибо его спекулятивная «раскачка» будет затруднена привязкой – через производственные цепочки – большей части товаров к «твердым» ценам); Б) к эволюции экономической системы в сторону оптимально-равновесного состояния - если зафиксированные в результате расчета цены действительно будут оптимальными, то и цены на товары, связанные с ними производственными цепочками, тоже будут иметь тенденцию к эволюции к ОВЦ.

Теперь возникает вопрос: как найти этот ОВЦ для энергетических и минеральных ресурсов?

ответ на этот вопрос зависит от принимаемых при рассмотрении экономической системы первичных философских принципов. Так, как уже отмечено выше, с позиций Австрийской школы эта проблема неразрешима.[24] Мы, однако, подходим к поставленной проблеме с позиций школы классической, принимая объективность понятия «стоимость». В рамках нашего подхода это должны быть цены, соответствующие объективной (информационной) стоимости соответствующих ресурсов.Однако при помощи какой процедуры их можно рассчитать?

К.К.Вальтухом предложены конкретные процедуры такой оценки на основе относительной распространенности того или иного минерального ресурса в природе, с расчетом соответствующих значений по формуле Шеннона, или ее модификациям.[25] Как показано в упомянутой работе, существует определенная корреляция между ценами на конкретные полезные ископаемые и информационными оценками соответствующих запасов.[26] Мы, однако, считаем, что такой подход слишком формален (а потому груб в математическом смысле этого понятия) для того, чтобы с его использованием можно было бы получить прагматически ценные оценки стоимости, пригодные для принятия конкретных экономических решений. Повторимся - общую тенденцию обсуждаемый подход, вероятно, действительно отражает, но для любых ресурсов стоимость есть функция не только их редкости, но также и полезности (т.е. уровня общественных знаний – подробнее мы это уже обсуждали в нашей первой статье[27]). Поэтому мы предлагаем альтернативный подход к этой оценке:

1. Начнем с того, что типов энергетических ресурсов совсем немного (нефть, природный газ, уголь, уран, органическое топливо, гидроресурсы – роль всего остального в современном энергобалансе пренебрежимо мала), и существуют способы пересчета стоимости любого энергоносителя в любой другой энергетический эквивалент.[28]

2. Далее: на современном этапе развития науки и техники, когда основным лимитирующим экономический рост фактором является уровень энерговооруженности, для ресурсов неэнергетических их стоимость есть функция их редкости, полезности (т.е. уровня общественных знаний) и количества требуемой для извлечения энергии. В самом деле: месторождение полезного ископаемого есть информационная флуктуация (относительно равномерного распределения компонента в пределах земной коры), экономящая нам стоимость выделения данного компонента в чистом виде из обычной горной породы или отходов.[29] Чем совершеннее технологии и доступнее энергия, тем меньше необходимости в поиске такого рода флуктуаций информационного поля земной коры: проще и дешевле становится добывать полезный компонент из запасов, где он содержится в менее концентрированном виде, нежели нести расходы по поиску нового месторождения. Поэтому стоимость любого неэнергетического ресурса можно (для заданного уровня технологий и потребности в ресурсе, а также его редкости) выразить через стоимость энергии (сколько ее потребуется для организации альтернативной добычи ресурса из недефицитного сырья).

3. Исходя из пп. 1-2 можно заключить, что стоимость минеральных ресурсов может быть достаточно точно выражена через стоимость любого энергоресурса (например - киловатт-часа электроэнергии или литра бензина).

Таким образом, мы уменьшили количество независимых переменных в нашей задаче до одного: осталось найти одну-единственную стоимость – этого самого базового энергоносителя. Однако вычислять ее конкретную величину в каких-то информационных единицах совершенно необязательно – достаточно знать, что она есть, и именно ее и использовать как меру стоимости (подобно тому как мало кто знает что такое метр – но это не мешает использовать его как единицу длины). Иными словами – наша идея заключается в привязке валюты к какому-либо энергоносителю (например: «рубль – это стоимость киловатт-часа электроэнергии»). Это: 1) решает проблему рефлексивности современных форм денег; 2) в значительной степени стабилизирует и оптимизирует вектор цен; 3) упрощает оценку стоимости запасов минеральных ресурсов.

Отметим, что эта идея неоднократно высказывалась и ранее - но на другой онтологической основе (которая в данном случае заключается в трактовке категории «стоимость»). приведем конкретный пример:

«Как добиться, чтобы денежные знаки стабильно подкреплялись определенной стоимостью в том или ином товарном виде? …проблема заключается в отсутствии четкой и строгой системы измерения стоимости… Классики марксизма указывали на возможность измерения стоимости через время, затраченное на производство продукта. Но существует и другой способ... - с помощью энергетических единиц. Еще в прошлом веке выдающийся русский ученый-марксист С. Подолинский показал в своих работах, что процесс материального производства представляет собой накопление расходуемой в результате труда энергии в форме конечного продукта... источником стоимости является абстрактный труд, представляющий собой затраты силы (физиологической энергии) на производство определенного продукта. Отсюда следует: стоимость можно выражать в единицах измерения энергии. То есть каждый рубль, каждый доллар может обеспечиваться некоторым количеством калорий, киловатт-часов и тому подобного либо в чистом виде (электроэнергия и т.д.), либо определенным количеством товаров, на производство которых затрачено соответствующее количество энергии… Использование энергетических единиц поможет сформировать принципиально новую валютно-финансовую систему, напрямую связанную с материальным производством, а поэтому - наиболее рациональную... на ее базе можно создать новый международный экономический порядок.»[30]

Соглашаясь с выводами и рекомендациями авторов приведенной нами обширной цитаты, мы, тем не менее, отметим, что по нашему мнению эти верные выводы получены на не вполне корректных (по нашему мнению) основаниях «энерготрудовой» теории стоимости С.А.Подолинского[31]. мы не согласны с трактовкой производства по С.А.Подолинскому как «накопления расходуемой в результате труда энергии в форме конечного продукта»[32] - ибо, по нашему мнению, труд не сводится только лишь к энергетическим затратам и преобразованию энергии (хотя это и может быть существенной частью многих конкретных трудовых актов). Сущность труда есть материализация информации, а не энергии,[33] и привязка денег к энергетическому эквиваленту имеет смысл потому, что в современной экономике стоимость большинства продуктов имеет высокую энергетическую компоненту (но не потому, что преобразование и материализация энергии – онтологическая основа труда).

3.3. Выводы

Смысл любой экономической теории для общества - в тех практических рекомендациях, которые из нее следуют. Предложенный нами синтез классического, микроэкономического, макроэкономического подходов тоже можно рассматривать как вариант экономической теории. В онтологии нашей базовой модели неоптимальные состояния экономической системы связаны: 1) с затруднением диффузии информации, которая сама связана с неидеальностью атомов (модельных экономических агентов); 2) с системными свойствами модели – возможностью явлений экономической самоорганизации. Меры, возможно более полно элиминирующие факторы (1-2), и будут управляющими действиями, непосредственно вытекающими из свойств принимаемой нами базовой модели.

Если меры, улучшающие информационную проводимость среды, подробно исследуются в рамках институциализма, то управление процессами экономической самоорганизации исследовано значительно меньше.

Можно выделить два основных способа регуляции такого рода: прямое подавление финансовых спекуляций; планирование экономики (в том числе, и даже в первую очередь – ценовое). Конкретные методы такого рода управления должны опираться на два основополагающих принципа: 1) маржинализма: управляющие процедуры имеют смысл до тех пор, пока предельные затраты на управление ниже предельных выгод от оного; 2) стоимости: для реализации принципа (1) нужно иметь возможность сравнить различные состояния экономики (для оценки упомянутых выше затрат и выгод) объективно, что возможно на основе стоимостного подхода.

Практически наша идея ценового регулирования сводится к тому, чтобы найти такой минимум видов товаров, регуляция цен на которые дала бы максимальный оптимизирующий эффект для экономической системы в целом, и при этом поддавалась бы теоретическому расчету: что может быть достигнуто путем привязки валюты к какому-либо энергоносителю. Это: 1) решает проблему неустойчивости денежного обращения (ибо делает практически невозможными финансовые спекуляции); 2) в значительной степени стабилизирует и оптимизирует вектор цен; 3) упрощает оценку стоимости запасов минеральных ресурсов.